Кайриэнин молчал где-то с минуту, внимательно смотря на Карлеона. Его история приобретала ясность, и теперь Риэладрид более-менее понимал что заставило этого мужчину бежать из Ордена. Нежелание умирать недостойным образом - и юноша мог это понять. Понять и уважать.
- Вы слышали когда-нибудь о Даэсс Дей'мар, мастер Алонсо? Игра Домов - конечно же вы слышали, о ней все знают, - принц ухмыльнулся. Карлеон наверное даже и не осознавал, но он стал частью Игры ровно с того момента, когда связал свою судьбу с судьбой принца, когда согласился брать его золото и пересек границу Кайриэна. Наверное такая новость тайрену не понравилась бы - не встречал еще Риэл иностранца, который не высказывал бы неприязнь к той атмосфере постоянного противостояния, которое царило в Кайриэне. И это при том, что каждая страна играла в Игру Домов, хоть и не в такой степени, как на его родине. За исключением, конечно, Порубежья.
- Вы спасли меня тогда, мастер Алонсо, несмотря на то, что я чуть не стал причиной вашей смерти чуть раньше того, и что вы мне были ничуть не обязанны. Поэтому я решил, что вам можно доверять, - продолжил юноша, теперь уже вновь переведя взгляд на горизонт. - Вы не отсюда, интересов у вас в Кайриэне никаких, связей, как я понимаю, тоже. Вы искали место, где можно начать жить заново, и я дам вам его. Почему? - голубые глаза принца сверкнули, - Потому, что вы сейчас единственный, на кого я могу полагаться полностью. В этой стране, где каждый ищет для себя выгоды в Великой Игре, я верю, что вы не предадите меня из-за обещания денег, статуса, власти. Потому, мастер Алонсо, что своим рассказом вы только что продемонстрировали, что вы - достойный человек. Посмею предположить, что такой человек, как вы, свое достоинство продавать не будет, как это сделали бы многие мои сородичи.
Принц замолк и протер глаза. Он мог сильно пожалеть о сказанном. Кто знает, может он переоценил Карлеона, или не заметил какую-то деталь, которая указала бы на то, что этот человек мог быть совсем не тем, кем казался. Но... было в этих золотых глазах что-то, что давало Маравину возможность верить в него.