Дождь тихо шуршит по тростниковой крыше, пасмурный день за окошком перетекает в хмурые сумерки. Непривычно холодный и дождливый для этих южных земель савен заставил Такера снова потянуться к людям: ночевка в бедной, едва согреваемой маленьким очагом, хижине сейчас куда лучше, чем в одиночку в лесу, пусть и опаснее. Все потому, что за ночлег надо расплачиваться, а у него нет денег, и заплатить он может только тем, чем на свою беду прославился. Если кто-то успел углядеть, как он подходит к окраине, то эта семья, принявшая его, сильно рискует, а уж как рискует он сам, Такер давно предпочитает лишний раз не думать. Подумает потом, если нагрянут на огонек те, кого не ждали. Сейчас ему надо сосредоточиться на другом.
Такер пристально смотрит на сидящую в двух спанах от него девушку, дочку хозяев. Она тоже смотрит на него - как крольчонок на гадюку, - худенькая, невзрачная, с жидкими русыми волосами и огромными водянистыми глазами.
- Встань, Молли, подойди ко мне, - стоя в середине единственной в доме комнаты, Такер протягивает ей руку. Родители девочки сидят на лавке где-то у него за спиной. Притихли, даже перешептываться боятся.
- Но я не могу, господин. Я много лет уж не хожу.
- Ты ведь знаешь, кто я. Веришь, что я могу тебе помочь?
Девушка осторожно кивает, не отрывая от него взгляда. Что уж она там хочет высмотреть на его заросшем щетиной лице, под мокрой челкой, упавшей на глаза? Ей не дано видеть то, что происходит сейчас на самом деле: того огненного водопада, хлещущего на голову Такера, сквозь самую его суть, пытающегося расколоть, смести, испепелить его. И ее заодно, и этот домишко, и пару-тройку соседних.
- Забудь, что не можешь, встань и подойди ко мне.
- Но я... -  Молли на секунду отрывает взгляд, нерешительно смотрит на родителей, словно прося разрешения, упирается ладонями в лавку.
- Не могу, господин, - повторяет она после очередной безнадежной попытки. Не ноги у нее не ходят - душа неходячая. Как и у всех, кого он исцелял.
- Можешь, - голос Такера становится жестким и непреклонным. - Можешь, -  приказывает он и ей, и себе заодно. В этом нет никаких сомнений. Только так обуздывают Силу. Ничего, кроме "можешь!", и только это. Воля стальным кулаком стискивает обжигающе-ледяной поток, чешет его железным гребнем, тянет из него нить - яркую, сверкающе-белую, живую и трепещущую, словно сам Свет, словно дух самой жизни.
- Не могу я, никогда не получалось, - в голосе Молли слышатся слезы.
- Встань!!! - от неожиданного рявканья Такера мечется огонь в очаге, калечная вскакивает на ноги, потрясенно вытаращив глаза. Такер, не теряя времени, набрасывает сияющую нить на ее худосочную фигурку, обвивает, опутывает петля за петлей, узел за узлом, тянет к себе.
- Иди ко мне, - медленно и непреклонно говорит он, вперившись взглядом в глаза Молли. Та точно также пристально смотрит в его глаза, словно этот взгляд - единственное, что не дает ей упасть, и делает маленький шаркающий шажок, почти на отрывая ноги от пола. Потом еще один. Потом еще. Сколько времени уходит у нее на то, чтобы дойти до середины комнаты, - несколько минут или несколько часов, - Такеру трудно понять. Хлещущий сквозь него поток Силы странно преображает все вокруг. Только в такие моменты он может ощущать вечное дыхание Создателя, сочащееся сквозь бренные формы. Убогая лачуга видится Такеру такой же величественной, как тронный зал кэймлинского дворца, дурнушка Молли - прекрасной, как королева в Розовом Венце.
Он долго еще не дает Молли присесть, водит туда-сюда по комнате, придерживая за руку и давно уже отпустив сияющие нити саидин. Девчонка должна привыкнуть к тому, что может теперь ходить сама. Потом сидит на лавке, ссутулившись, и наблюдает за разгоревшимися глазами и откуда-то взявшимся румянцем на щеках Молли, за хлопотами ее матери, вытаскивающей по такому случаю на стол все, что у них осталось в загашнике. Как он это все теперь будет есть, Такеру и самому неведомо: нутро скрутило в такой тошнотный узел, что он и глядеть на еду не может, хотя последний раз ел, кажется, еще вчера, утром. Сейчас он чувствует себя отчадившим факелом, выгоревшим, покрытым копотью и источающим запах прогорклого масла. И таким слабым, что даже хозяйке сейчас под силу насмерть пришибить нго своей поварежкой. Такер криво ухмыляется и о чем-то перешучивается с отцом Молли, лишь бы не показать, каково ему дался этот трюк. Да и для семейки этой, если подумать, кончилась спокойная жизнь: им теперь ноги в руки и подальше отсюда, пока соседи не доложили кому надо об их нечаянной радости. Ничего, обоснуются в другом месте, дочку, глядишь, замуж выдадут, ишь, как ожила-то! А ему завтра снова месить грязь, хотя на полный желудок и в сухих сапогах оно, конечно, веселее.

Когда фоточки с пинтереста затмили сурово-серьезную идею:

а может это вообще некоторые ашаманы опосля альтернативной тюряги, в общем, сам не понял х)

Отредактировано Ашири Фэйлир (2016-07-03 20:31:48)

Сильно нуждается в доработке, но решил все же выложить. Давно думал написать что-то по этому моменту.

   Йенрик остановился перед дверью в спальню. Микара пела дочери колыбельную. Йенрик прислушался, закрыв глаза и прислонившись к дверной раме. У Микары был такой прекрасный голос – будто он слушал журчание горного родника, мирное и мелодичное. Она пела лучше всех Аийл, с которыми Йенрик встречался за свою жизнь, лучше всех в мире. Он хотел слушать этот голос целую вечность.
Микара обнаружила его в той же позе, когда наконец закончила петь и открыла дверь. Увидев его, она нежно улыбнулась и, поднеся палец к губам, попросила его не шуметь. Затем, взяв его за руку, она вывела его на балкон.
С их квартиры был прекрасный вид на Тзору. Это был второй по величине город в мире и отличался своеобразной красотой. Несмотря на обилие небоскребов, чуть ли не в каждом углу виднелся чей-то ухоженный сад. Ветер шелестел в листьях дерев чоры. Будто война и не прикоснулась к ним.
   Только вот всему скоро должен был подойти конец.
   - Что это за грустное выражение, Йенрик? – спросила Микара, смотря ему в лицо.
   - Он почти здесь, Микара, - тихо произнес Йенрик, все еще смотря сверху на город. Он выглядел таким мирным. «Почему?» Жена сильнее сжала его руку. – Совет старейшин уже принял решение. Скоро они всем скажут. Я остаюсь, Микара.
   Он наконец осмелился посмотреть ей в лицо. Для него это было самым красивым лицом в мире. Её рыжие волосы были заплетены в длинную косу, полные щеки усыпаны веснушками, а её губы – губы, которые он готов был целовать каждую секунду своей жизни – были красными, как спелое яблоко. В её голубых глазах блеснули слезы. Йенрик почувствовал, как комок подступил к горлу. «Почему?»
   - Йен… - Йенрик начал качать головой до того, как жена успела возразить. Решение и так далось ему с огромнейшим трудом, он не мог быть уверен в том, что её слова не разобьют его решительность на кусочки. Он опустил взгляд. Микара коснулась его щеку и поцеловала его. Йенрик дал себе расслабиться, дал себе по-настоящему ощутить этот момент, впитать в себя её вкус, её запах, прочувствовать ту любовь, что объединяла их.
Поцелуй будто растянулся на целую вечность. Йенрик боялся открыть глаза. Неужели это и правда был конец?
   - Все женщины с детьми отправятся в Паарен Дизен, - грустным голосом сказал он, когда жена отпустила его. - Если на то воля Создателя, то у вас будет достаточно времени, чтобы бежать. Я помогу тебе собраться, а потом разбудим Дениру.
   Микара кивала. По её щекам текли слезы.

***
   День близился к вечеру. Тзора почти опустела. Земля под ногами Йенрика все еще дрожала после последнего толчка – Джарик Мандоран был уже совсем близко. Безумец, говорили, сжигал дотла каждый город, что попадался у него на пути. Тзора был следующим.
   Йенрик оглянулся по сторонам, рукой прикрывая глаза от солнца. Десять тысяч Да'шайн собралось перед городом. Каждый носил кадин'сор, обычную рабочую одежду. Дети Дракона – так их называли когда-то, но они отреклись от этого названия. Имя Дракона было проклято. Они более не служили Айз Седай. Нет, их последняя служба была посвящена горожанам Тзоры.
   Земля опять содрогнулась. Да'шайн сомкнули ряды, берясь за руки. На горизонте показалась одинокая фигура, медленно двигающаяся к городу. Йенрик сощурил глаза, стараясь различить черты безумца. Пока тщетно – тот был еще далеко.
   Да'шайн начали петь. Это была самая обычная рабочая песня – они когда-то пели её, беря урожай за стенами города. Каждый Аийл знал её наизусть, слышал её десятки раз. Слышал ли её когда-нибудь Джарик Мандоран? Осталась ли в его сознании хоть что-то, кроме разрушения и смерти?
Небо сверкнуло. Справа от Йенрика в ряды Аийл с грохотом обрушилась молния. Йенрик содрогнулся, но продолжал петь. Они все продолжали петь. Айз Седай одним махом убил почти сотню Да'шайн, но они не остановились. Те, что были дальше, сдвинулись, опять сомкнув ряды, переступая над трупами товарищей и соседей.
Безумец был уже совсем близко. Он остановился примерно в двухстах футах от Аийл, смотря на них с любопытным выражением, будто на какую-то головоломку. Это был высокий мужчина, широкоплечий, с темно-каштановыми волосами и неопрятной бородой. Волосы его были растрепаны, одежда грязной, местами порванной. Он медленно поднял руку.
   Земля под ногами Да'шайн взорвалась. Крики умирающих заполнили воздух, но песня все продолжалась. Они опять сомкнули ряды.
   Пламя поглотило сотни – и они опять сомкнули ряды.
   Крики, боль, смерть – а Аийл все смякали ряды и пели.
   Йенрик еле осознавал, что он начал плакать.

***
   Солнце почти село. Небо было окрашено синим, розовым и оранжевым цветами. Город сиял за спиной оставшихся Аийл.
   Не больше сотни. Их осталось не больше сотни. Десять тысяч Да'шайн выступило из города, и Джарик Мандоран сразил почти всех Единой Силой. Но они все продолжали петь.
   Йенрик уже потерял счет, сколько песен Аийл успел выслушать безумец. Слышал ли он их вообще? Время от времени казалось, что Айз Седай что-то понимает. Последнюю сотню он слушал уже целый час.
   Слезы на щеках Йенрика давно высохли – их попросту больше не осталось. Джарик Мандоран убил его знакомых, его соседей, его друзей. Пламя, молнии, сама земля обернулась против Аийл. А они всё пели.
   Пели о любви, о горечи, о жизни и о смерти. Они пели про любимых, про друзей, про мечты. Они просто пели.
   Йенрик почти совсем охрип. Он еле стоял на ногах. Но он по-прежнему держался за руки соседей и пел. Они все пели.
   Джарик Мандоран внезапно вздрогнул. До этого он смотрел на Аийл, но теперь он обратил свое внимание на город. Здания Тзоры отражали свет заходящего солнца.
Безумец медленно перевел взгляд с города на поющих Да'шайн. Йенрик напрягся. «Микара…»
   Пламя поглотило их.

Работы с закончившейся не так давно летней Фандомной Битвы, в которой я участвовала в команде "Колеса Времени" Ограничусь небольшими работами, написанное на ФБ макси сюда не влезет))))

Название: Пробуждение
Автор:  Бриане Тамалин
Бета:  aksiuta12
Размер: драббл, 596 слов
Пейринг/Персонажи: Демандред, остальные Отрекшиеся упоминаются
Категория: джен
Жанр: пропущенная сцена
Рейтинг: G
Краткое содержание: пробуждение Демандреда в Бездне Рока.
Размещение: только с разрешения автора

Название: Без надёжного плеча я не разрушу и не разрушусь
Автор: Бриане Тамалин
Бета:  aksiuta12
Размер: драббл, 642 слова
Пейринг/Персонажи: Ранд ал'Тор, Перрин Айбара
Категория: джен
Жанр: драма
Рейтинг: G
Краткое содержание: Размышления Ранда ал'Тора о друзьях и тех, кто таковыми хочет являться
Размещение: только с разрешения автора

Кесао Тайрова
Спасибо за теплые слова! Эпоху Легенд я активно курю на пару с подругой. Курится там много чего интересного и, надеюсь, буду писать по ней еще благо планов много. В моем макси ФБшном есть намеки на происходившее в семье Дракона, но там сорок тысяч слов и сюда оно не влезет. Нужно будет победить-таки лень и кинуть его на фикбук хотя бы) Но если у вас есть регистрация на дайри могу дать ссыль на нее) Ну, и на остальные командные выкладки))
А Илиена она... и правда очень солнечная, Льюс очень и очень не зря ее любил. Во всяком случае, по тому, что мне видится. И Барид Бел тоже не зря ее любил (о чем в каноне нам даже говорится и не один раз), но... не сложилось. Почему, конечно, вопрос. Хотя... по тому каким мне видится Дема, да и Барид до всей этой истории... долбодяяятел, ой долбодяятел, хотя Дракон не лучше
Из того, что нам известно в каноне (по намекам) я пришла к выводу, что Иша объявился в Башне и задал там трепку примерно через год после рождения Ранда. Он явно выполз на свободу не первым. Но явно в числе первых. Если так, то первые Отрекшиеся выбрались лет за 18 до начала "Ока мира" точно. На счет остальных я уже не помню что там у нас в ком-соо обсуждалось, но Дема, по нашим прикидкам выбрался где-то лет за пять до событий канона. Может, чуть позднее. Но, чтобы сказать точнее как, нужно будет поискать весенние диалоги)) мы там с подругой примерно вычисляли для того же Демы время освобождения. Ну, и для остальных тоже)

Кесао Тайрова
Таки да, Иша примерно раз в 400 лет на волю был способен выбираться. А сцена в прологе так вообще моя большая головная боль))