Обычно Биливере довольно спокойно относилась к подобным речам брата, несмотря на то, что произносить такое в обществе благородной леди было в высшей степени неприлично. Наедине они с Алвином могли позволить себе гораздо больше, чем при посторонних или даже при родителях, однако же, в этот раз всё было несколько иначе. Скабрезные шуточки можно было легко сносить, им можно было даже улыбаться, отвешивая "несносному мальчишке" игривый шлепок по руке, но, как внезапно оказалось, не тогда, когда речи про возбуждение и горячую кровь велись в контексте неё самой.
- Алвин, что ты такое говоришь! - на этот раз совершенно не притворяясь и покраснев до корней волос пролепетала Биливере, впервые в жизни пытаясь вывернуть руку из крепкой хватки лорда Сайгана. - Я... я... Конечно, мне не доставляет это никакого удовольствия! Я наказываю слуг только тогда, когда они того заслуживают. А заслуживают они слишком часто, потому что неблагодарны и ленивы. Это свойственно всем простолюдинам: если не держать их в строгости, совсем распоясываются.
Переведя дыхание и осознав, что оправдывается, Биливере решила перейти в наступление, являющееся, как известно, лучшей защитой:
- И потом, как тебе не стыдно! Ты не можешь говорить такие вещи при мне. Это... это же неприлично, я...
Договорить она не успела, так как их уединение вновь было нарушено, на этот раз - Осне, принесшей отвар и сообщившей, что тесто скоро подойдёт, а значит, через пару часов будет готов и пирог. Взволнованная, а потому снова почувствовавшая раздражение леди Сайган уже хотела было отчитать свою горничную за то, что та забыла постучаться, однако же, вспомнив, о чём только что говорил ей брат, сдержалась. Ничего, отыграться за испытываемое в этот момент смущение она сможет и позже, когда Алвина не будет рядом.
- Хорошо, ступай, - только и сказала Биливере, а, когда за Осне закрылась дверь, вновь обернулась к брату.